Тяжело без хлеба
Представьте, что было бы, если бы засуха этим летом случилась не под Москвой, а под Чикаго или под Пекином. Лестер Браун представил — и ему стало страшно.
Лестер Браун (Lester Brown) — пожалуй, ведущий эксперт мира по продовольственной безопасности. Плодотворный автор, он написал более пятидесяти книг и неоднократно собственноручно переписывал правила ведения дискуссий в области продовольственной политики, впервые сделав это своей книгой «Человек, земля и пропитание» 1963-го года. О его самой знаменитой книге «Кто прокормит Китай?» говорили в Вашингтоне, Лондоне и Пекине; темой её стала производительность сельского хозяйства в самой населённой стране мира. Книги Брауна о глобальных экологических проблемах переведены более, чем на сорок языков мира.
Этим летом после суровой засухи сгорела значительная часть российских полей вокруг Москвы. Браун сказал своё слово о том, что ему кажется наиболее опасным — и о том, каким может оказаться будущее мировой продовольственной безопасности.
Foreign Policy: Когда в последний раз у России были такие же проблемы, как в последнюю засуху?
Lester Brown: Ну, именно такого в России не было никогда. Интересного в аномальной жаре в России в этом году, во-первых, то, что она продлилась два месяца (началась во второй половине июня, закончилась в середине августа), а во-вторых — что средняя температура воздуха в Москве в июле была на четырнадцать градусов выше нормы. Это, учтите, огромный скачок. Если бы это продлилось день или несколько, было бы другое дело, но когда среднемесячная температура настолько высока, то это страшновато, потому что это пример тех экстремальных климатических событий, которых, как показывают климатологические модели, нам следует ожидать по мере повышения температуры.
— Если бы жара и засуха случились в одной из житниц мира, скажем, на Среднем Западе США или в Китае, каковы были бы последствия?
— Жара в России негативно сказалась на урожае зерновых — я возьму округлённые цифры, примерно со ста до шестидесяти миллионов тонн (то есть они потеряли сорок миллионов тонн). Но тогда было бы гораздо хуже.
Если бы эпицентр жары оказался в Чикаго, мы бы потеряли по меньшей мере сто пятьдесят миллионов тонн зерна, а возможно — и двести миллионов. Если бы в Чикаго температура превысила норму на четырнадцать градусов в июле, на мировых рынках зерна начался бы хаос.
Это потому, что район Чикаго исключителен с точки зрения сельскохозяйственных угодий. Приведу простой пример тамошней производительности — во всём штате Айова выращивается больше зерновых, чем во всей Канаде.
Россия гораздо больше похожа на Канаду. Там выпадает сравнительно мало осадков, расположена она в довольно высоких широтах, растёт пшеница, а не кукуруза, так что урожайность не очень высока. Даже если применять самые эффективные технологии и инвестирование, всё равно ни в Канаде, ни в России очень высокой урожайности не получить.
— А что, если бы засуха поразила равнины Северного Китая?
— А вот это — ещё один тревожный сценарий. Опаснее всего будет, если засуха наподобие разразившейся этим летом в районе Москвы, поразит Чикаго или Пекин.
Пекин находится на Великой Китайскй равнине. Великая Китайская равнина производит половину всей пшеницы и треть всей кукурузы в Китае. Китай, как и США, производит по четыреста миллионов тонн зерновых ежегодно. Так что если от этого вклада в мировое снабжение зерном будет отрезан большой кусок, последствия для всего мира будут иметь громадные масштабы.
Интересно, что в случае засухи в Китае китайцы будут покупать зерно у США, потому что мы — ведущий его экспортёр. Так что, с точки зрения американских потребителей, если бы московская жара случилась в Пекине, у нас бы резко пошли вверх цены на продовольствие и возник бы соблазн ограничить экспорт (политическими методами, разумеется), чтобы держать цены под контролем. Но китайцы сейчас — это наш банк, так что и тут есть пределы.
— Согласно публикации в Wall Street Journal, впервые более чем за десятилетие Китай ввозит значительное количество кукурузы из США. Выделяется ли этот год среди прочих из-за наводнений или каких-либо ещё факторов, снижающих урожаи в Китае? Или же Китай просто выходит на мировой рынок зерна по-крупному? Я знаю, что конкретных данных об урожае Пекин не публикует.
— Никто точно не знает, смоет ли китайскую плотину, то есть окончательно ли Китай превратится в покупателя больших количеств зерна на мировом рынке.
Но я могу сказать, что на самом деле на урожае зерновых сказывается рост температуры воздуха, жара и засуха. Вот от чего урожай действительно становится меньше. А в этом году? Наводнения, хотя и причиняют большие разрушения на локальном уровне, обычно не сказываются на урожае в рамках всей страны.
Ещё один фактор. Китайцы строят новые заводы, расширяют города и из-за этого теряют пахотную землю, которая уходит под шоссе, автострады и стоянки. В прошлом году в Китае было продано двенадцать миллионов новых автомобилей. В этом году обещают продать семнадцать миллионов. В прошлом году они обошли США — у нас продали всего одиннадцать миллионов, а у них — двенадцать. Но с семнадцатью они нас обойдут очень основательно.
Чем больше машин, тем больше нужно асфальтированной земли. Нельзя же пускать новые машины, а новых дорого не делать. Нужно строить больше дорог, больше автострад, больше парковочного пространства. Так что Китай довольно быстро теряет землю, и это происходит, в частности, из-за огромного роста автомобильного парка в стране. Там в целом действует такое правило — на каждые пять автомобилей нужно заасфальтировать один акр земли, то есть участок размером приблизительно с футбольное поле.
Вот какие факторы осложняют стоящую перед Китаем задачу справиться с почти рекордным ростом спроса, так как в Китае значительная часть 1,3-миллиардного населения двигается, так сказать, вверх в трофической цепочке и начинает потреблять всё больше продукции скотоводства, для которой, в свою очередь, требуется больше зерновых.
Сейчас в Китае едят намного больше мяса, чем в США. Китай потребляет примерно половину всей свинины мира. Половина свиней мира живёт в Китае, а на прокорм этих свиней уходит очень много зерна.
— Как изменилось ваше мнение о ситуации в Китае после публикации вашей книги 1995-го года «Кто прокормит Китай?»?
— Во-первых, эта книга произвела громадный эффект потому, что о ней начали говорить в Пекине. Их довольно сильно напугала перспектива возникновения необходимости закупать зерно за границей, особоенно то, что значительную часть придётся покупать в США.
Напугало их это потому, что, хотя они понимали это умом, но не до конца осознавали эмоциональный аспект ситуации, все лидеры в Пекине в то время, да и сейчас, помнят великий голод 1959–61-го годов, когда, по официальным данным, умерло от голода тридцать миллионов человек. Имея подобный опыт, начинаешь по-иному мыслить о продовольственной безопасности. Как результат — китайские лидеры начали вкладывать больше денег в сельское хозяйство, повысили дотационные закупочные цены, чтобы зерна выращивалось как можно больше, сделали вложения в повышение оросительных систем, а также — громадные вложения в развитие науки агрономии.
Но как ещё можно повысить производительность? Сейчас проблема в том, что урожайность рисовых полей доведена до уровня Японии, а японцы «упёрлись» в потолок урожайности чуть более десяти лет назад. Урожайность риса в Японии не растёт, и, скорее всего, не будет она расти и в Китае. Так что китайцы «упёрлись» в некоторый технический потолок, хотя в последние пятнадцать лет у них был существенный рост производства зерновых.
В 1996-м году в Китае вырастили почти пятнадцать миллионов тонн соевых бобов. Потреблено было пятнадцать миллионов тонн соевых бобов. В 2010-м урожай соевых бобов опять составит пятнадцать миллионов тонн, а потребление — шестьдесят один миллион тонн, так что им придётся ввезти порядка сорока шести миллионов тонн соевых бобов. С точки зрения ресурсных требований вроде земли, воды и так далее это соответствует более, чем ста миллионам тонн зерновых. А спрос продолжает расти и расти.
Пожалуй, единственно, в чём изменилось моё видение ситуации, — это то, что раньше я очень неохотно мыслил в большом историческом масштабе. Но мы знаем, что когда приходили в упадок и разваливались древние цивилизации, чаще всего это происходило из-за дефицита продовольствия. У шумеров дело было в засаливании почвы, у майя — в эрозии, связанной со сведением лесов и истощением земли.
Я в принципе думал, что в условиях современности продовольствие не может оказаться слабым звеном. Теперь я думаю, что не только может, но, скорее всего, и окажется. И если бы мне пришлось придумать сценарий с экстраполяцией сценария несостоявшегося государства на несостоявшуюся цивилизацию, я бы придумал, в частности, такой, какой только что описал: аномальная жара, похожая на московскую, вокруг Чикаго, уничтожает урожай зерновых в США. Другой сценарий был бы основан на жаре таких же масштабов в Пекине.